Многие мамы уже знают, что фрустрация полезна ребенку: ожидание, самоуспокоение, стрессоустойчивость, способность развлечь себя, терпение, спокойствие, уверенность в себе. Уроки сделает, во время заседания Думы не уснет и прочие «плюшки» происходят из способности ребенка увеличивать время ожидания.

Разговор на консультации:

— Вы не понимаете, если он заорет, то это истерика на 2 часа.

— А потом?

— Что потом? 

— Через 2 часа? 

Пауза. 

— То есть вы не знаете, сколько и как будет кричать ребенок, если вы не дадите ему то, что он требует? 

Мама смотрит на меня недоуменно, как пудинг на Алису. 

А я в очередной раз думаю о том, что, чтобы дать то, что просят, нужно сначала услышать, что просят. Услышать плач. Понять, что за чувство в нем, и реагировать конгруэнтно (соответствующе) чувствам. 

Вы же не суете в рот злому начальнику грудь? Значит, в курсе про конгруэнтность и чувства. 

Тему о том, что фрустрация полезна, исследовали многие ученые. Например, Боулби и Эйнсуорт говорили о времени ожидания x+y. Винникотт писал о переходном объекте, который также позволяет увеличить время ожидания. 

Или вспомним тест с зефирками Мишеля. Вот ребенок и доктор Мишель сидят в комнате за столом. Доктор ставит на стол тарелку с зефиркой и говорит ребенку, что сейчас отойдет ненадолго и, если к его возвращению зефирка останется на тарелке, он даст ребенку еще одну. Доктор уходит на 2–3 минуты. Что выберет ребенок: подождать и получить две зефирки или съесть одну сразу? А ваш ребенок что выберет? А вы, если мы заменим зефирку на что-то столь же притягательное для вас?

И это про внутренний ресурс, который позволяет ждать, выдержать фрустрацию.  Или не выдержать. И это не врожденная, а воспитанная составляющая психики. 

Я абсолютно уверена в том, что мамы умные и все понимают… и это не мешает им при каждом чихе хватать ребенка на руки, заклиная: «Лишь бы не заорал!» 

Мне вспоминается экранизация «Волшебной лампы Аладдина»: «Только бы не коза, только бы не коза». 

Разговор на консультации:

— Она (девочка двух лет) меня никуда не отпускает, все время на руках. 

— Тяжело, наверное. 

— Я так устала! 

Мама выглядит совсем никак. 

— А посадите ее (на пол), пусть поиграет. 

— Она орать будет.

— Ок.

— Вы что, это же влияет на привязанность!

— То, что вы, находясь в этой же комнате (кстати, полной игрушек), отойдете от нее на два шага и поговорите со мной, повлияет на привязанность? 

Мама ссаживает ребенка с рук и делает пару шагов в сторону. Бледнеет. 

— Она сейчас закричит, — шепчет мать. 

Девочка недовольна, оценивает ситуацию, оценивает маму, которая уже почти в обмороке, словно задумывается, орать или не орать. Пока просто кряхтит. Ребенку нужен крик, чтобы призвать родителя. Тут все логично.

— Я вижу, что она сердится, а с вами что? 

И это вопрос на миллион! 

Что происходит, когда мы слышим детский крик?

Страх. Невротический. Может, вспоминаем, как на нас кто-то орал. Может, у нас просто тревожный способ адаптации. 

Злость. Не хочу показаться недоброй феей, но мамам есть за что злиться на своих детей. И вообще мама — это женщина, женщина — это человек. Человек имеет право злиться, особенно когда «забивает» на свои потребности. А кто, как не мама, жертвует своими потребностями во имя «ТЫЖЕМАТЬ»?

Печаль. Собственное горе отлично резонирует с детским плачем. 

Маму накрывает с головой (папу тоже) собственными переживаниями, и ее способность чего-то понимать снижается в разы. А там, где осознанность исчезает, возникает волшебное заклинание: «Все что хочешь, только не ори». 

Но правда звучит не так славно, поэтому мы называем это «материнский инстинкт»: «Мама лучше знает».

Помните старый анекдот?

40-летний Изя сидит на лавочке во дворе. Распахивается окно на третьем этаже: 

— Изя, иди домой!

— Шо, мама, я хочу кушать? 

— Нет, ты хочешь писать. 

К слову, Изя тоже когда-то был младенцем. И его мама активно фантазировала о том, что она-то уж знает, когда он хочет писать, а когда кушать. И поскольку Изю кормили и переодевали именно тогда, когда у мамы появлялась эта фантазия, ему пришлось встроиться в мамину фантазию… или ходить голодным… пардон, лежать голодным и мокрым. Изя выбрал встроиться в мамину фантазию про «я знаю, что тебе надо». И вот ему 40 и… 

Говорите с ребенком

Я не отрицаю возможности мамы «догадаться», я скорее подвергаю сомнению «знание». Более того, предлагаю заменить фантазию о знании на размышления. А еще говорить. Серьезно так, вдумчиво, неодносложно.

Вот я держу малыша за руку, смотрю ему в глаза и пытаюсь услышать то, что он пытается мне сказать. «Я вижу, что ты замахиваешься и хочешь меня ударить. Ты как будто злишься. Может быть, тебе печально, что я ухожу и оставляю тебя. Поэтому ты злишься и хочешь меня оттолкнуть. Расставание очень сложно переживать. Может быть, будет легче пережить печаль, если тебя обнять…» 

И тут оказывается, что слова неправильные. И я какая-то неправильная фея, которая предлагает неправильный мед. Кто-то из мам говорит, что у ребенка не хватит внимания. Хотя в кабинете даже дети с гиперактивностью удивительно внимательно слушают в такие моменты. И я понимаю, маме проще сказать «нельзя!». Меньше букв — меньше расход сил. Но что нельзя? Непонятно. Чувства остаются необработанными. 

Кто-то говорит, что ребенок не поймет. И тогда я предлагаю почитать «Затаенную боль» — это книга диалогов психоаналитика с младенцами нескольких недель жизни. И не обесценивать потенциал собственного ребенка. Если ребенок не понял, значит, я говорю непонятно. Если я говорю непонятно, значит, я недостаточно долго думала о том, что нужно сказать. Недостаточно думала о нем. Решила, что для него подойдет стандартная отмазка, привычное действие. Как-нибудь — самое оно для тебя, малыш! 

Для того чтобы сказать волшебные слова, нужно начать размышлять о ребенке, а чтобы размышлять о ребенке, необходимо забыть, что ты точно знаешь, что и почему он делает и что за этим последует. И начать оценивать реальность, пользоваться своим великим и могучим мозгом, в котором достаточно знаний, или свою неспособность им пользоваться в моменты детского крика и разбираться с ней. Потому что, когда хвост управляет собакой, проблема не в хвосте. 

И не может ли быть взаимосвязи? 

Вот ребенок не понимает, чего он хочет, и от этого еще сильнее входит в раж. А вот мы не слышали его реальных потребностей и подменяли их своими ожиданиями «наверное, голодный».

Вот ребенок не говорит, когда переживает, а проявляет агрессию и орет. А вот мы не говорим с ним, когда он что-то переживает, а суем ему в рот что-нибудь, чтобы быстренько заткнуть. 

Вот ребенок-тиран не может вытерпеть и минуты ожидания. А вот мы бежим к нему еще до того, как он успел нас об этом попросить. 

«Потому что он маленький», — утверждает мама.

А где граница этого определения «маленький»: 1 месяц, 1 год, 7 лет, 37 лет? 

Когда мама перестает быть той, которая лучше знает, что надо ее ребенку, и может наконец-то спросить… 

Японцы говорят, что после трех (лет) уже поздно, французы намекают на первые полгода. Именно в это время ребенок научается слушать себя, свой ритм, ждать. Сначала несколько секунд, потом минут, потом часов за партой на уроке. 
Но начинается все с нескольких секунд, когда речь идет о младенце. 

Несколько секунд, которые могут казаться вечностью его маме, готовой нестись сломя голову, бросив недоеденный бутерброд. ТЫЖЕМАТЬ! 

— А ты не несись.

— Как? 

— Иди спокойно, дыши, слушай себя, думай, по какому поводу он мог бы сейчас тебя звать, какие у тебя чувства по этому поводу. Займешь секунд десять. 

— Да нет. Он же может начать орать. Лучше сразу… 

Кому лучше?

Иногда мне тоже кажется, что дети никогда не вырастут. И в этом контексте «лучше сразу» отлично работает. 
Но я как бы знаю, что такое стратегическое видение, и могу предположить, что будет через 5, 10, 15 лет. 

— Она будет капризной? 

— Да. 

— Точно? 

— Хочешь точно, спроси меня через год. 

— А что изменится? 

— Через год, если вы ничего не измените, я точно скажу тебе, что она будет капризной. 

Если вам не нужны истерики в 3, 5, 7, 15 лет, то начинать что-то делать в 3, 4, 7, 15 — это немножечко поздно. Не невозможно, но с годами это будет стоить все дороже вашей нервной системе, а возможно, и кошельку. 

А всего-то и надо подождать 10–15 секунд, послушать себя отдельно и ребенка отдельно. Понять, кто и что чувствует, кому и что нужно. И если это вам нужно на ручки, найдите эти ручки для себя.

И пусть ТЫЖЕМАТЬ подождет.

От редакции

Об особенностях французского метода воспитания детей рассказывает американская журналистка Памела Друкерман. Ее поразило, что французские дети растут нетребовательными, они умеют ждать в ресторанах, очередях, не капризничают и не плачут. В чем секрет? Французы считают глубоко несчастными детей, получающих все по первому требованию. Как вырастить детей счастливыми, не чувствуя себя жертвами процесса, читайте в нашем обзоре книги «Французские дети не плюются едой. Секреты воспитания из Парижа»: https://psy.systems/post/pamela-drukerman-francuzskie-deti-ne-plyuyutsya-edoj.

Сколько бы статей и книг по воспитанию детей ни читали родители, это не спасает их от искушения склониться к одному из трех нездоровых типов воспитания: попустительству, вседозволенности или чрезмерной требовательности. Как избежать этого, объясняет психолог и мама троих детей Ольга Юрковская: https://psy.systems/post/disciplina-ili-vsedozvolennost-chto-vedet-k-uspexu.

Найти общий язык с трудным ребенком — миссия… выполнима? Для начала нужно разобраться, для кого именно этот ребенок труден: для родителей, учителей, соседей? В чем заключается его трудность и что с ней делать? Ответы на эти вопросы ищите в статье Ирэны Похомовой: https://psy.systems/post/kak-najti-obschij-yazyk-s-trudnym-rebenkom.