Ее привезли в реанимационную палату в конце моего рабочего дня, где-то ближе к пяти. Операция была долгая, сложная. Но не получилась. Ей пытались воссоздать пищевод, который она сожгла, выпив уксусную эссенцию. Но стриктура оказалась слишком высокой, и кишку, которую тянули от желудка, так и не смогли подшить к глотке. Шесть часов операции, шесть часов наркоза — все псу под хвост.

Попытка не удалась, а значит, она уже никогда не сможет есть и наслаждаться едой. А значит, вот эта страшная трубка, торчащая у нее из живота и уходящая в желудок, — это уже навсегда. Туда она будет складывать и красную икру, и вкусные булочки. И кофе с молоком, и любимое в детстве мороженое. Этой трубке уже будет все равно — любимое мороженое или нет. Скорее всего, уже никогда она не будет думать, чего бы сегодня купить вкусненького. Зачем ей теперь вкусненькое?

От этих страшных мыслей меня оторвала работа. Надо дописать истории болезни и уже идти домой. Я подошла к столу, взяла в руки ее историю и посмотрела на возраст — 16 лет. Что могло довести ее до того, что в 16 лет она готова была расстаться с жизнью? Несчастная любовь, конечно, подумала я, и стала записывать показания мониторов — пульс, давление, частота дыхания. Сухие цифры показателей жизнедеятельности.

Завтра спрошу, когда она отойдет от наркоза, подумала я и пошла домой. А назавтра она оказалась улыбчивой, светлой, очень позитивной девочкой.

 — Несчастная любовь? — кивнула я в сторону гастростомической трубки.

 — Нет. Мама, — коротко ответила она.

Мама?

Проблемы отцов и детей

Вот такая у нас сегодня тема.

А можно я сломаю выстроенные веками стереотипы? Нет никаких проблем отцов и детей. Есть только проблемы детей. И ничего другого. Нет никаких проблем у тех, кто сильнее и старше. У тех, у кого власть, нет и не может быть проблем.

У тех, у кого власть, сила, возраст и хоть какой-то уже жизненный опыт, — у тех должна быть ответственность перед тем, кто пришел в эту жизнь именно к ним. Перед тем, у кого не было выбора — рождаться или нет. Перед тем, за кого вы сделали этот выбор сами, — да, сказали вы однажды, я буду рожать. И в этот момент вы взяли на себя ответственность за жизнь и счастье другого человека. Не своего ребенка. Нет. Просто другого человека. Пока не знакомого вам. Пока чужого.

Он еще не родился. Вы не знаете даже, кто это будет — мальчик или девочка. Вы пока не знаете, как его зовут. Вы не знаете, чего он захочет в этой жизни. Кем он станет. Какие у него будут желания и способности. Какие у него будут мечты.

И все это вам предстоит узнать и постараться помочь ему это реализовать. А для этого, когда он родится, его надо всего лишь постараться услышать. Его надо будет спросить.

И вот на этом этапе и начинаются проблемы, которые у нас принято называть проблемами отцов и детей. А проблема-то на самом деле проста — мы не слышим своих детей. Мы отказываемся видеть в них личность.

Когда мой сын был еще маленький и я вынужденно часами сидела во дворе с такими же, как я, выгуливающими своих чад молодыми мамашами, как часто я слышала:

— Вот когда моя подрастет, я отдам ее в музыкальную школу.

— А мой муж, — говорила другая, — мечтает отдать нашего на бокс.

— А мой пойдет на шахматы.

Вон они еще ковыряются в лужах, строят какие-то плоты из веточек и прутиков, но на них уже возложили ответственность — выполнить чужие планы и мечты. А вы говорите — проблемы отцов и детей.

Есть одна большая проблема — мы не умеем видеть в своих детях личность. Ни в каком возрасте. А тем более пока мы их кормим, оплачиваем их содержание, пока мы даем им образование. Мы, мы, мы…

Мы не приучены даже думать о том, что у них могут быть свои мечты. Мы не приучены думать о том, что, по сути, это просто другие люди. Не наши дети. А маленькие люди, по воле судьбы попавшие к нам в зависимость и отданные нам на воспитание и содержание.

Какие мечты в пять лет, скажет большинство из вас. Какая личность? Что за чушь? И, может быть, вы будете даже правы.

В пять — семь лет трудно найти и понять, чего ты хочешь. В пять лет ты только познаешь этот мир на ощупь, на вкус, на цвет. В пять лет мы смотрим на своих родителей, как на богов. Они и есть весь наш мир. Они помогут, они защитят, они подскажут и решат все за нас. И мы — да, чувствуем себя богами. Это всегда приятно — чувствовать себя богом. Да.

И тогда, да, мы отдаем детей туда, куда хотим мы. На шахматы, на плавание, в секцию бокса или вышивания крестиком. И как приятно, ощущая себя богом, хозяином маленького человека, заставлять его вставать на стульчик и декламировать стишки, заниматься музыкой и играть собачий вальс для ваших пьяных друзей, чтобы похвастаться его талантами и способностями!

Точно так же мы демонстрируем умение своей собачки лежать или брать апорт, давая ей потом кусочек сахара. Расскажи стишок, просим мы своих детей. На тебе за это от Деда Мороза подарок.

Как это все банально. Как это все обыденно. Как за этим всем мы теряем личность своего ребенка. Убиваем его человеческое достоинство. Расскажи стишок за конфетку. Пойди умойся. Пойди убери за собой. Садись учить уроки. Повелительный тон. Мы хозяева. Мы боги.

И, конечно, когда ему уже не пять и не семь, а двенадцать и он вдруг приходит и говорит нам: я больше не хочу заниматься спортом, танцами, музыкой — не важно чем, конечно, мы уже не слышим. Мы морально не готовы услышать человека, которого человеком не считаем.

И потом… мы же вгрохали в эти танцы чертову уйму денег. Мы же уже пошили неимоверное количество костюмов и прошли вместе с ним через конкурсы, концерты, соревнования. Что значит — я больше не хочу заниматься танцами? Ты сошла с ума? Что за блажь? Давай, не морочь мне голову. А ну живо на тренировку!

Не дружи с этой девочкой — это она на тебя плохо влияет. Не ходи с этим мальчиком — он из плохой семьи. И еще можно отвесить подзатыльник с криком: ты не понимаешь, это же твое будущее…

Проблема отцов и детей в основной массе состоит в том, что дети не хотят выполнять возложенные на них мечты родителей. Не хотят выполнять чужую программу: у меня не получилось, но вот мой сын… моя дочь… Основная проблема детей в том, что рано или поздно в них просыпается личность, которую могут не заметить, которую могут подавить, которой не считают нужным сказать: это стоит обсудить.

Когда у нас рождаются дети, нас зачастую гораздо больше интересует, что родится, мальчик или девочка, чем кто. Мы зачастую проживаем вместе целую жизнь, так и не узнав, кто же у нас родился, а значит, так и не став по-настоящему родными людьми.

-------

Она лежала в палате, улыбчивая девочка, которую не услышали. Девочка, которая не докричалась до своей мамы. Девочка, которая так сильно хотела быть замеченной своей мамой, что решилась уйти от нее, чтобы заметили хотя бы ее уход. Чтобы заметили, что она хотя бы была.

Но выжила. И теперь хочет жить. Она сама сказала мне об этом. Сказала, что хочет теперь жить, даже с трубкой в животе. Даже без булочек и мороженого. Потому что теперь-то уж точно мама услышит ее. Теперь-то уж точно мама спросит ее: «Что ты хочешь, доченька? А как ты думаешь? А как тебе кажется?»

Это простые вопросы. Но они, оказывается, важнее даже вкуса булочки, или красной икры, или любимого мороженого. Без этого, оказывается, можно прожить. Это, оказывается, можно заменить трубкой, вставленной в желудок. И только вопрос «А как ты думаешь?» — его ничем заменить нельзя. И за это иногда наши дети даже готовы отдать жизнь.

Статья опубликована в июньском номере «Психологии эффективной жизни».

От редакции

В начале жизни мама для ребенка — весь мир. Но употребит ли она эту огромную власть во благо или во зло — зависит от нее самой. Почему у одних матерей дети вырастают уверенными в себе и в жизни, а у других — с подорванным доверием к миру, рассуждает в своей статье педагог, психолог, детский писатель Борис Слуцкий: https://psy.systems/post/dayuschaya-zhizn-ili-otnimayuschaya.

Писатель Ольга Савельева рассказывает свою историю из юности о том, как ее мать ни во что не ставила интересы дочери и всячески препятствовала принятию ею самостоятельных решений. Что делать, когда нет возможности договориться с собственной матерью? Читайте историю Ольги: https://psy.systems/post/apelsinki-gosti.

Если детство было не таким уж счастливым, полученные травмы и раны залечить порой непросто. Они продолжают влиять на всю дальнейшую жизнь. Что делать для исцеления психологической травмы, объясняет психолог Элла Чиркова: http://psy.systems/post/chto-takoe-psixologicheskaya-travma-i-kak-ona-vliyaet-na-nas.