Карл Густав Юнг: «Все, что мы желаем изменить в детях, следовало бы прежде всего внимательно проверить: не является ли это тем, что лучше было бы изменить в нас самих»
Интервью с великими
Просмотров: 9545
Дата публикации: 4 апреля 2018 г.

СПРАВКА: Карл Густав Юнг — швейцарский психиатр, открывший важность архетипов, основоположник аналитической психологии. Человек, навеки разделивший человечество на два раздражающих друг друга лагеря — экстравертов и интровертов. Великий мудрец, любящий записывать и разгадывать свои и чужие сны. В детстве обожал строить и разрушать башни, долго прогуливал нелюбимую школу с помощью самоизобретенного невроза; оброс клиентурой благодаря матери своего слабоумного пациента, которая решила, что именно умница-доктор и есть ее настоящий сын.

Мы прочитали для вас книгу Карла Густава Юнга «Очерки по психологии бессознательного» и сделали саммари лучших идей: https://psy.systems/post/karl-gustav-yung-jcherki-po-psixologii-bessoznatelnogo.

Господин Юнг, говорят, если у человека есть родители, этого достаточно, чтобы пойти на психотерапию. Почему почти не бывает исключений из этого правила?

Как правило, вся жизнь, которую не удалось прожить родителям в силу сложившихся обстоятельств, передается по наследству детям, то есть последние вынуждены вступить на путь жизни, который должен компенсировать неисполненное в жизни родителей. Поэтому и случается, что сверхморальные родители имеют, так сказать, аморальных детей, что безответственный и праздный отец имеет  обремененного болезненным честолюбием сына и т.д. Наихудшие последствия имеет искусственная бессознательность родителей. 

При этом взрослые любят говорить, что на детей у них — вся надежда.

Наше время даже чрезмерно восхваляется как «эпоха ребенка». Этот безмерно разросшийся и раздувшийся детский сад равнозначен полному забвению воспитательной проблематики, гениально предугаданной Шиллером. Оспаривать или хотя бы умалять возможность младенчества никто и не собирался; слишком уж очевидны тяжкие, часто пожизненные раны, наносимые ублюдочным домашним и школьным воспитанием, и слишком неотложна необходимость разумных педагогических методов. Действительно, желая пресечь это зло в корне, нужно серьезно задаться вопросом: как же это случилось и почему сохраняется такое положение, когда применяются глупые и ограниченные методы воспитания?Очевидно, что это происходит лишь потому, что существуют глупые воспитатели, которые суть не люди, а персонифицированные автоматические методы. Хочешь воспитывать — будь сам воспитанным. Все еще практикуемые сегодня зубрежка и механическое применение методов не есть воспитание — ни для ребенка, ни для самого воспитателя. Беспрестанно твердят о том, что из ребенка нужно воспитать личность. Разумеется, я преклоняюсь перед этим высоким воспитательным идеалом. Однако кто призван воспитывать личность? В первую очередь и прежде всего это самые обыкновенные некомпетентные родители, которые очень часто сами на протяжении половины или даже всей жизни остаются во многом детьми.

В самом деле, кто будет ждать от обыкновенных родителей того, что они — «личности», и разве кто-нибудь позаботился о том, чтобы отыскать такие методы, с помощью которых можно было бы дать родителям представление о «личности»? Поэтому, естественно, многое ожидается от педагога, от образованного специалиста, которого с грехом пополам обучили психологии, то есть точкам зрения (по большей части различным в своей основе) на те или иные правила, по которым предположительно устроен ребенок и по которым с ним нужно обходиться. В отношении молодых людей, которые избрали педагогику своим жизненным призванием, предполагается, что сами они воспитанны. То, что они к тому же являются личностями, видимо, никого не интересует. Они получили в большинстве своем то же самое дефектное воспитание, как и дети, которых они, как предполагается, должны воспитывать, и они, как правило, личности в такой же малой мере, как и эти дети.

То есть никаких взрослых на самом деле нет?

Наша проблема воспитания обыкновенно страдает односторонним интересом к подопечному ребенку и столь же односторонним невниманием к невоспитанности взрослого воспитателя. Всякий закончивший учебу априорно считается полностью воспитанным — одним словом, взрослым. Он, более того, должен считать себя таковым, ибо должен быть твердо убежден в своей компетентности, чтобы суметь выстоять в борьбе за существование. Сомнение и чувство неуверенности оказали бы парализующее и стесняющее действие, они похоронили бы столь необходимую человеку веру в собственный авторитет и сделали бы его непригодным к профессиональной жизни. Специалист уже неизбежно обречен быть компетентным. То, что эти состояния не идеальны, известно каждому. Но они, однако, в данных обстоятельствах — с известной оговоркой — лучшее из того, что возможно. В конце концов от среднего воспитателя нельзя ожидать лучших результатов, чем от средних родителей. Если первые — хорошие специалисты, то уже этим следует довольствоваться, так же как родителям, которые стараются воспитывать своих детей как можно лучше.

Высокий идеал воспитания личности не стоило бы применять к детям. Ведь то, что понимается под «личностью» вообще, а именно определенная, способная к сопротивлению и наделенная силой душевная целостность, есть идеал взрослого, который предпочитают приписывать детству лишь в эпоху, когда человек еще не осознает проблему своей так называемой взрослости или когда — того хуже — сознательно от нее увиливает. Как раз наше современное педагогическое и психологическое воодушевление по поводу ребенка я подозреваю в бесчестном умысле: говорят о ребенке, но, по-видимому, имеют в виду ребенка во взрослом. Во взрослом застрял именно ребенок, вечный ребенок; нечто все еще становящееся, никогда не завершающееся, нуждающееся в постоянном уходе, внимании и воспитании. Это часть человеческой личности, которая хотела бы развиться в целостность. Однако человек нашего времени далек от этой целостности, как небо от земли. В мрачном ощущении своей ущербности он захватывает в свои руки воспитание ребенка, вдохновляется детской психологией, теша себя мыслью, будто во время его собственного воспитания и детского развития что-то пошло вкривь и вкось и что это, конечно же, можно будет устранить в последующем поколении.

Намерение похвальное, правда?

Намерение, конечно, похвально, но оно терпит фиаско из-за следующего психологического факта: я не могу исправить в ребенке те ошибки, которые я сам все еще допускаю. Дети, конечно, не столь глупы, как мы полагаем. Они слишком хорошо замечают, что настоящее, а что поддельное. Все, что мы желаем изменить в детях, следовало бы прежде всего внимательно проверить: не является ли это тем, что лучше было бы изменить в нас самих, как, например, наш педагогический энтузиазм. Вероятно, лучше направить его на себя. Пожалуй, мы не признаемся в том, что нуждаемся в воспитании, потому что это беззастенчивым образом напомнило бы нам о том, что мы сами все еще дети и в значительной мере нуждаемся в воспитании.

Чем, на ваш взгляд, опасно родительское «всё ради ребенка»?

Этот весьма популярный стереотип больше всего мешает родителям развиваться самим, и он же дает им право навязывать детям свое собственное «лучшее». Однако в действительности это «лучшее» представляет собой то, чем родители более всего пренебрегают в отношении самих себя. Такие методы и идеалы порождают педагогических монстров. «Тевтонская ярость» набросилась на педагогику, занялась детской психологией, откопала инфантильное во взрослом человеке и тем самым превратила детство в столь важное для жизни и судьбы состояние, что рядом с ним творческое значение и возможности зрелого возраста полностью отошли в тень.

А ведь возможности зрелого возраста — это и есть тот самый «путь героя»?

Личность никогда не может развернуться, если человек не выберет — сознательно и с осознанным моральным решением — собственный путь. Однако решиться на собственный путь можно только в том случае, если он представляется наилучшим выходом. Если бы лучшим считался какой-нибудь другой путь, то вместо пути, подобающего личности, проживался бы и вместе с тем развивался этот другой путь. Эти другие пути суть конвенции моральной, социальной, политической, философской и религиозной природы. Тот факт, что неизменно процветают конвенции какого-нибудь вида, доказывает, что подавляющее большинство людей выбирают не собственный путь, а конвенции, и вследствие этого каждый из них развивает не самого себя, а какой-нибудь метод, а значит, нечто коллективное за счет собственной целостности.

Отчего же люди выбирают конвенции, а не себя, ведь второе куда увлекательнее?

Механизм конвенции держит людей бессознательными, потому что тогда они могут пойти по старой дорожке, не ощущая необходимости принимать сознательное решение. Это неожиданное воздействие неминуемо даже для лучшей конвенции, однако представляет собой все столь же страшную опасность. Потому что, как и у животного, у человека, остающегося бессознательным благодаря рутине, наступает паника (со всеми ее непредвиденными последствиями), когда возникают новые обстоятельства, не предусмотренные старыми конвенциями.

Акция личностного развития — это, на взгляд постороннего, непопулярное предприятие, малоприятное уклонение от прямого пути, отшельническое оригинальничание. Поэтому неудивительно, что издавна лишь немногие додумывались до столь странной авантюры. Если бы все они были глупцами, то мы имели бы право исключить их из поля зрения нашего интереса как духовных «частных лиц». К несчастью, однако, личностями являются, как правило, легендарные герои человечества, те, кто вызывает восхищение, любовь и поклонение. Они — подлинный цвет и плод, семена, порождающие древо рода человеческого. Ссылка на исторические личности уже объясняет, почему становление личностью является идеалом, упрек в индивидуализме — оскорблением. Величие исторической личности всегда состояло не в ее безоговорочном подчинении конвенции, но, напротив, в спасительной для нее свободе от конвенции. Они, как вершины гор, возвышались над массой, которая цеплялась за коллективные страхи, убеждения, законы и методы, и выбирали собственную стезю.

Мифическими персонажами легко восхищаться, а нынешних «возвышающихся» скорее осуждают и критикуют. Почему?

Заурядному человеку всегда представлялось диковинным, что некто вместо одного из проторенных путей и известных целей предпочитает крутую и узкую тропу, которая ведет в неизвестное. Поэтому такого человека всегда почитали если не помешанным, то одержимым демоном или Богом; ибо это чудесное событие — некто сумел иначе сделать то, что издавна делало человечество, — можно объяснить не иначе как наделенностью демонической силой или божественным духом. Что иное в конце концов могло бы компенсировать огромный перевес всего человечества и вековой привычки, если не Бог? Поэтому с давних пор герои обладали демоническими атрибутами. Все эти атрибуты свидетельствуют о том, что выдающаяся личность для заурядного человека предстает как сверхъестественное явление, которое можно объяснить только присутствием демонического фактора.

Что заставляет идти по непроторенной толпе, рискуя прослыть ненормальным?

Это то, что зовется предназначением; некий иррациональный фактор, который фатально толкает к эмансипации от стада с его проторенными путями. Настоящая личность всегда имеет предназначение и верит в него. Кто имеет предназначение, кто слышит голос глубин, тот обречен. Поэтому, по преданию, он имеет личного демона, советы которого ему следует выполнять. Всем известный пример такого рода — Фауст, а исторический факт — даймон Сократа. Первичный смысл выражения «иметь предназначение» гласит: быть вызванным неким голосом (по-немецки слова «предназначение» (Bestimmung) и «голос» (Stimme) образованы от одного корня).

Вы называете великих, а нам, простым смертным, тоже нравится верить, что и нас куда-то зовет этот самый голос. Это мы зря?..

Предназначение — прерогатива не только великих людей, но и обычных, вплоть до дюжинных; разница лишь в том, что вместе с убыванием величины предназначение становится все более туманным и бессознательным, словно голос внутреннего демона все больше и больше отдаляется, говорит все реже и невнятнее. Ведь чем меньше масштаб личности, тем в большей степени она неопределенна и бессознательна, пока наконец она не исчезает, становясь неотличимой от социальности и поступаясь из-за этого собственной целостностью, и взамен растворяется в целостности группы. Место внутреннего голоса заступает голос социальной группы и ее конвенций, а место предназначения — коллективные потребности. Однако многие, будучи в этом бессознательном социальном состоянии, откликаются на призыв индивидуального голоса, из-за чего тут же выделяются среди прочих и чувствуют себя поставленными перед проблемой, о которой другие не ведают.

И другие сразу недовольны: «Что с тобой случилось? А ну сделай все как было».

В большинстве случаев невозможно объяснить ближнему, что же случилось, потому что рассудок плотно замурован сильнейшими предрассудками. Неудобное отрицается, а нежелательное сублимируется, пугающее разъясняется, заблуждения исправляются — в итоге же считается, что теперь все отменно уладилось. При этом упускается главное, а именно что психическое совпадает с сознанием и его фокусами лишь немного; гораздо бóльшая его часть — это бессознательная данность, твердая и тяжелая, как несокрушимый и неподвижный гранит, который покоится, но может обрушиться на нас, как только это заблагорассудится неведомым законам. Психическое — это огромная сила, которая многократно превосходит все силы на свете. Просвещение, обезбожившее природу и человеческие установления, обошло своим вниманием только бога ужаса, который обитает в душе. Страх божий уместен более всего именно тут, перед лицом сверхмогущества психической стихии. Народ всегда тоскует по герою-драконоборцу, когда чувствует опасность психического, — отсюда вопль о личности.

Если народ так жаждет героев, то каково героям-то — с собой? Страшно? Больно?

Как великая личность оказывает социально разрешающее, избавляющее, преобразующее и целительное действие, так и рождение собственной личности обладает целительным воздействием на индивида, словно поток, затерявшийся в заросших илом притоках, вдруг снова нашел свое русло. Голос глубин — это голос более полной жизни, более полного и объемного сознания. Кто, однако, не может поставить свою жизнь на кон, тот и не выиграет ее. Рождение и жизнь героя всегда под угрозой. Становление личности — это риск; и трагично, что именно демон внутреннего голоса означает одновременно и величайшую опасность, и необходимую помощь. В конечном итоге героем, вожаком и спасителем является как раз тот, кто открывает новый путь к большей безопасности. Ведь все могло бы остаться по-старому, если бы этот новый путь не стал настоятельной необходимостью и не был открыт; человечество не нашло бы новый путь, если бы не претерпело всех казней египетских. Неоткрытый путь в нас — нечто психически живое, что классическая китайская философия называет «дао», уподобляя водному потоку, который неумолимо движется к своей цели. Быть в дао означает совершенство, целостность, исполненное предназначение, начало и цель, а также полное осуществление смысла земного бытия, от рождения присущего вещам. Личность — это дао.

А много ли человек знает о самом себе?

Судя по всему имеющемуся у него опыту, очень немного. Встреча с самим собой означает прежде всего встречу с собственной Тенью. Необходимо познать самого себя, чтобы тем самым знать, кто ты есть, поэтому за узкой дверью он неожиданно обнаруживает безграничную ширь, неслыханно неопределенную, где нет внутреннего и внешнего, верха и низа, здесь или там, моего и твоего, нет добра и зла. Каждому из нас сопутствует в жизни Тень, и чем меньше она присутствует в сознательной жизни индивида, тем чернее и больше эта Тень. Если нечто низкое осознается, у нас всегда есть шанс исправиться. Но если это низкое  вытеснено и изолировано от сознания, то его уже никогда не исправить. Кроме того, в момент, когда мы не отдаем себе отчета, оно способно прорваться наружу. За этот бессознательный сучок цепляются все наши самые добрые намерения. Мы несем в себе наше прошлое, а именно примитивного, низкого человека с его желаниями и эмоциями. Лишь приложив значительные усилия, мы можем освободиться от этой ноши. Если дело доходит до невроза, то мы неизменно сталкиваемся с сильно увеличившейся Тенью. И если мы хотим излечить невроз, нам нужно найти способ сосуществования сознательной личности человека и его Тени.

Примирение этих противоположностей является важной проблемой, ею занимались даже в Античности. Так, мы знаем о легендарной личности II века н. э. Карпократе, что слова «мирись с соперником твоим скорее, пока ты еще на пути с ним» он толковал следующим образом: противник есть человек плотский. Так как живое тело является необходимой составной частью личности, текст следует читать так: «Мирись с собою скорее, пока ты на пути к себе».

 

От редакции

Свернуть на крутую тропу в поисках истины намного сложнее, чем двигаться по проторенной дороге, руководствуясь своими сформированными еще в детстве убеждениями. Но всегда ли то, во что мы продолжаем верить, полезно? Конфликтолог, консультант по личной эффективности Марина Фомина предлагает заглянуть в себя и провести ревизию своих убеждений: https://psy.systems/post/ono-vam-nado-daesh-reviziu-staryx-ubezhdenij.

По мнению Юнга, предназначение — прерогатива не только великих людей, но и обычных. Как же услышать голос «внутреннего демона» и найти свою миссию в жизни? Начните с первого шага. Сделать его поможет статья психолога и бизнес-тренера Ольги Юрковской: https://psy.systems/post/sdelaj-shag-i-poyavitsya-doroga.

Один из способов нарушить доведенный до автоматизма рутинный способ реагирования на ту или иную ситуацию — это перестать мыслить шаблонами и дать волю креативному мышлению. Майкл Микалко в книге «Рисовый штурм и еще 21 способ мыслить нестандартно» предлагает несколько отличных советов, как развить в себе этот навык: http://psy.systems/post/risovyj-shturm.

Считаете, что вашим друзьям это будет полезно? Поделитесь с ними в соцсетях!
ХОТИТЕ БЕСПЛАТНО ПОЛУЧАТЬ НОВЫЕ ВЫПУСКИ ОНЛАЙН-ЖУРНАЛА «ПСИХОЛОГИЯ ЭФФЕКТИВНОЙ ЖИЗНИ»?