Обожаю дни своего рождения. Обожаю месяц, в который родилась, — май. Он юн и великолепен, полон сил и обещаний счастья. Мне жаль людей, живущих в теплых странах: им не дана радость прихода весны, ведь она едва отличается от зимы. Некоторые говорят, что день рождения, как и Новый год, — пустая формальность, которую мы сами наполняем смыслом. Так что с того! Хочешь, чтобы у тебя был праздник? Создай его. Никто не сделает это лучше, чем ты сам.
Лично я праздновала свой день рождения дважды: сначала с родителями дома, потом с друзьями (с тех пор, как они у меня появились) в каком-нибудь веселом месте. А с прошлого года я его праздную трижды. Третий — наедине с Сережей.
Сегодня мне двадцать пять. Мне нравится это число. Оно молодое, веселое, как май, но и как будто уже зрелое. Я нарочно так говорю: как будто, — потому что подозреваю: через пять лет буду чувствовать себя еще более умной и зрелой, а уж в сорок — представляете? А в семьдесят? Я стану такой мудрой, что страшно подумать!
Сережа попросил, чтобы сегодня я собрала всех у нас дома. Чтоб были и родители, и друзья. Он хочет получше со всеми познакомиться, сказал. Но я, честно говоря, подозреваю, что он собирается сделать мне предложение. Красиво и торжественно. Он тоже умеет устраивать праздники, мой Сережа, — себе и другим.
А пока у меня на голове тюрбан из полотенца — я только что вышла из душа и теперь навожу красоту перед зеркалом. Сегодня один из лучших дней моей жизни: мне двадцать пять, и я счастлива.
...Нет, неправда. Я обманываю себя. День-то, конечно, один из лучших, но есть в моей жизни кое-что... Тайна, которая лишает радости, портит праздник. И с каждым годом, с каждым маем она мучает меня все больше...
Потому что это случилось тоже в день моего рождения, только семь лет назад.
***
— ...За твое восемнадцатилетие, Анечка! — Мама подняла бокал с шампанским. — Дорогая моя девочка, будь всегда такой здоровой и красивой, как сегодня! И чтобы больше никогда, никогда не случилось с тобой... — Голос мамы дрогнул.
Вот и слезы полились.
— Я знаю, что ты хочешь сказать, мамочка. — Я обняла ее. — Давай просто чокнемся за это.
Мама хотела сказать: «Чтобы никогда больше не вернулась к тебе болезнь». И для такого пожелания имелась веская причина: ведь до одиннадцати с половиной лет я прожила с парализованными ногами. Кровать да инвалидное кресло были единственными территориями моего обитания. Двор, школа, улицы и парки, кафе и театры, магазины и многое другое, куда ежедневно и без всяких затруднений ходили нормальные люди, — все это было не для меня. Воздухом я дышала на балконе — вывозить кресло-каталку из подъезда сущее мучение, и родители редко баловали меня настоящими прогулками. Я разнообразила, в отсутствие жизни физической, жизнь духовную: книги, музыка, кино. Компьютер, Интернет. Друзей у меня не было — я училась дома. Социальные сети тогда еще не захватили Интернет, хотя существовали какие-то форумы... Однако на них я тоже не общалась — с кем? Девчонки болтают там обо всем том, что мне недоступно.
И вдруг случилось чудо. Меня согласились положить в новую частную клинику, где работали израильские хирурги по новейшим методикам. Все отказывались от меня до сих пор — а тут такой подарок! В этой клинике не только нашли причину паралича, но и сумели меня от него избавить! Я до сих пор с изумлением вспоминаю об этом. Самое настоящее чудо!
— Кстати, мам, пап, а как так вышло, что израильская клиника согласилась меня лечить? Она ведь частная, да? Значит, дорогая...
Маленькая, я этими вопросами не задавалась. Но восемнадцать лет — возраст серьезный, и я вдруг задумалась прямо за праздничным столом, с недопитым бокалом шампанского в руке.
— Денег ведь у нас никогда больших не было, — продолжала я. — Вы приняли иудейскую веру, и я попала по какой-то программе... не знаю, благотворительной? Или вы влезли в долги? Или, не знаю, грабанули банк? — Я засмеялась.
Родители молча переглянулись. Лица их стали серьезными.
— Это что, секрет? — не выдержала я.
— Н-нет... Просто...
— Да что же?!
— Все так странно, Анечка... Мы получили деньги от кого-то... Нашли в почтовом ящике тридцать тысяч долларов в конверте. В нем была записка: «На лечение Ани». И указан адрес этой клиники. Но ни подписи, ни телефона или адреса нашего благодетеля.
— Ничего себе!!!
— Мы тогда тебе не сказали, потому что ты была маленькая, в деньгах ничего не понимала. И потом, боялись, если честно. Мало ли откуда эти деньги. Вдруг какие-нибудь левые...
— Левые деньги отмывают официально, — сказала я веско, со всем апломбом своего юного всезнайства. — Вкладывают в благотворительный фонд или в какую-то коммерцию, но так, чтобы видно было. Потому что эти деньги должны стать чистенькими и уже вполне законно лечь на счета, на «правые», и крутиться дальше. И потом, тридцать тысяч — это много для нас. А для «левых» это не сумма!
«Всезнайство» мое и в самом деле было нетипичным для подростка: сказались годы, проведенные за чтением книг и статей. Даже после того как я начала ходить и учиться в обычной школе, свободное время отдавала самообразованию. Наверное, я по природе любознательна. Мне хочется больше знать о мире: только так можно почувствовать, какой он огромный. Есть мир обычный, в котором мы живем; есть тот, что виден лишь в телескоп или, наоборот, в микроскоп. Когда ощущаешь, как расширяются в твоем сознании границы мира, то будто и твоя душа становится больше, и дышишь глубже... Я интересовалась всем подряд: открытиями в астрономии, физике, медицине, компьютерными технологиями, статьями по экономике и политологии и еще уймой всяких увлекательных вещей. Читала я так много, что знания сами по себе осели в мозгу.
— Возможно, — неуверенно согласился папа. — Хотя по тем временам это была очень большая сумма, у нас даже от нее немного осталось после твоей операции... Но теперь это не имеет значения. Деньги предназначались для твоего лечения, и мы тебя вылечили.
— Только до сих пор не знаем, кому спасибо сказать! — Мама снова разрыдалась.
А меня вдруг словно электрическим разрядом пробило: Фея!
— Знаете, родители, а у меня ведь тоже был от вас секрет... И почему-то мне кажется, что оба секрета связаны. Когда мне было одиннадцать лет, ко мне прилетела Фея...
***
...Апрель перетекал в май, вокруг разгоралась весна. Желтые звездочки одуванчиков усеяли зазеленевшие газоны. Я всего лишь один раз в жизни держала в руках их нежные, шелковистые венчики — папа мне нарвал. Помню, испачкала нос в желтой пыльце, а потом мы смеялись с родителями, когда они дали мне зеркальце.
Я сидела на балконе — «гуляла». То есть жадно втягивала ноздрями терпкие ароматы оттаявшей земли, пробившейся травы, набухших почек... И подставляла лицо уже жаркому солнцу, стараясь не смотреть во двор на весело бегающих и кричащих детей — детей, у которых имелись ноги. Конечно, я завидовала и расстраивалась. Иной раз плакала. Хотя уже тогда понимала: не поможешь горю слезами. Надо учиться жить с этим. Вернее, без этого. Без того, что есть у всех. Без ног.
Некоторые дети знали, что я, инвалид, сижу на балконе и смотрю на них с завистью, и нарочно дразнили меня. Один мальчишка откровенно кривлялся под моим балконом, корча рожи. Остальные, наоборот, делали вид, что о моем существовании не подозревают, но играть они приходили именно под мой балкон, будто во дворе не было другого места. Они хотели, чтобы я видела их, завидовала и плакала. Они хотели, чтобы мне было больно... Им от этого становилось радостнее бегать, видимо. На здоровых ногах.
Я не заметила, каким образом на перилах балкона оказалась премилая куколка. Увидев ее, я оторопела. Она сидела на перилах — как сидят люди, согнув ноги. У нее были фиолетовые волосы, покрытые легкой сеточкой с блестками, и нарядное платье, белое с сиреневым узором на подоле, тоже с блестками. Размером она была немного больше Барби, только на спине — крылышки.
Сначала мне стало не по себе, даже страшно — в сказки я уже почти не верила и появление этой куклы у меня на балконе восприняла подсознательно не как чудо, а с опаской, как чужое вторжение. Но куколка сидела мирно, улыбалась. Личико у нее было красивое и приветливое.
— Ты кто? — спросила я шепотом.
— Фея, — ответила она мне тоже шепотом.
Я не ожидала от куклы ответа и отпрянула.
— Не бойся, — шепнула она. — Я просто в гости. Ты не против?
Голос у нее был какой-то... мультяшный, что ли. Одновременно детский и хрипловатый, и еще будто она улыбалась, говоря со мной, хотя рот ее не двигался. Да и как он мог двигаться у куклы? Чего-чего, а уж кукол у меня имелось в изобилии... вместо подружек. И не было еще такого, чтобы кукла со мной говорила. Обычно за нее говорила я, изображая диалог.
Тем не менее тогда я не очень удивилась. Дети, как я понимаю теперь, живут в мире, где сказка существует в симбиозе с действительностью. Они уже знают, что сказки — вымысел, но все равно немножко в них верят.
Я покачала головой — мол, не против.
— А ты правда фея?
— Разве я не похожа?
— Я не знаю, как выглядят феи. В разных книжках их рисуют по-разному. Но, мне кажется, у тебя должен быть остроконечный колпак. Со звездочкой на конце.
— Ты же сама сказала, что феи везде разные. Я фея без колпака. — Она тихо засмеялась. — Зато у меня маленькие звездочки на вуали, видишь?
— А можно мне тебя взять в руки? Чтобы получше рассмотреть?
— Нет, в руки — нельзя. Давай я сяду к тебе на колени, а ты просто приблизь глаза.
Фея вспорхнула и перелетела с перил на мои неподвижные колени, а я наклонилась к ней. У нее действительно были крошечные звездочки на сеточке, которую она называла вуалью.
— А как тебя зовут?
— Фея, так и зовут.
— А меня — Аня.
— Я знаю. Ведь я фея.
— А волшебная палочка у тебя есть?
— Нет... — грустно сказала Фея.
— Жалко, — вздохнула я. — Если б была, ты смогла бы вылечить мои ноги.
— Может, мне удастся ее вернуть. И тогда я помогу тебе.
— А как? — У меня загорелись глаза. — Кто у тебя ее отобрал? Расскажи!
— Это длинная история, Аня...
— Все равно расскажи! Мне ведь торопиться некуда...
— Хорошо. Но не за один день. Я буду навещать тебя и понемножку рассказывать... Только с одним условием: родителям ни слова!
Я не удивилась: ведь Карлсон, который живет на крыше, тоже просил Малыша не говорить родителям. Они, видимо, все так делают.
Рассказы Феи оказались невероятно увлекательны и немного печальны. Она открыла мне мир Сиреневой долины — так называла его Фея, — который был похож на людской. Там тоже ссорились, мирились, дружили и предавали, влюблялись и расставались... Там волшебную палочку выдавали в награду за добрые дела — а за проступки отнимали. Ничего не разрешалось сделать для себя с ее помощью, даже мороженое получить. Она предназначалась для серьезных вещей, и пользоваться ею ради собственной выгоды строжайше запрещалось! За всем следил Главный маг, и был он очень строг...
Надо же, а я мечтала (как, наверное, все дети) заполучить ее как-нибудь, взмахнуть и попросить для «собственной выгоды». Не мороженое, конечно, а чтобы ноги начали ходить.
Мир, который разворачивался передо мной в рассказах Феи, оказался ничуть не проще и не радужнее мира людей. Несмотря на то что у нее имелись не только ножки, но еще два крылышка и моторчик, который тихо жужжал, когда она летала, — она была тоже несчастна. Она рассказала мне историю, как коварная подружка выкрала у нее волшебную палочку и попросила себе много вкусных вещей и нарядных платьев, — а потом все свалила на мою Фею. Ее лишили палочки и наказали. Поэтому Фея не может мне пока помочь с ногами...
Это стало для меня потрясением. И, пожалуй (несмотря на долю разочарования), со знаком плюс: я стала чувствовать себя не такой уж обделенной, как раньше. Возможность ходить (и даже летать), поняла я, еще не гарантирует счастья. Иной раз, слушая рассказы о Сиреневой долине, я жалела свою маленькую подружку Фею больше, чем себя. И постепенно моя печаль, мое одиночество будто уменьшились в размерах, перестали быть исключительными...
На день рождения она подарила мне крохотный флакон из цветного стекла, невероятно красивый, с цветочным нектаром из Сиреневой долины. А я на ее день рождения, в июне, сшила остроконечный колпак из плотной бумаги, покрасила его серебряной краской, прикрепила крохотную звездочку к концу, а снизу продела тонкую резинку, чтобы колпак держался на головке Феи. Ох, как она была рада! Она даже полетала немножко вокруг меня, расправив крылышки и жужжа моторчиком, а потом попросила зеркальце и долго любовалась собой, поворачивая головку вправо-влево...
Иногда Фея расспрашивала меня про болезнь. Я ей рассказывала все — у меня не было секретов от моей волшебной подружки. А однажды она попросила меня дать ей рентгеновский снимок моих ног. В Сиреневой долине есть свой врач-эльф, сказала Фея. Он посмотрит на снимок и что-нибудь дельное посоветует, потому что он очень-очень хороший врач!
Я проделала в снимке дырочку и прицепила его булавкой к поясу ее платья. Через три дня Фея его вернула, и я положила снимок на место. Родители ничего не заметили.
— Наш врач-эльф сказал, что твою болезнь можно вылечить, Аня. Проблема только в том, что ты не можешь попасть в Сиреневую долину. Надо найти здесь, в Москве, такого специалиста, который умеет лечить по-эльфийски...
— А как его найти? Надо маму с папой попросить, чтобы...
— Не надо, — строго перебила меня Фея. — Мы ведь договорились, что это секрет! Я сама поищу такого.
Она прилетала ко мне всю весну и все лето и продолжала рассказывать завораживающие истории об обитателях Сиреневой долины. А в начале осени родители объявили, что мы едем к врачу. Очень хорошему врачу, который, наверное, сможет мне помочь. Фея очень обрадовалась за меня.
— Это ты помогла, да? — спросила я. — Ты его нашла?
Фея молчала.
— Ну признайся!
— Ну, я немножко поколдовала... — смущенно произнесла она.
— Тебе вернули волшебную палочку?!
— Нет еще... Просто мы все, обитатели Сиреневой долины, можем немножко колдовать даже без нее. Ну, чуть-чуть.
— Как жалко, что с тобой нельзя обняться... — Я поцеловала свой мизинчик и приложила его к щечке Феи. — Мама говорит, что мне предстоит операция...
— Ты боишься?
Я помотала головой. Я действительно не боялась — я хотела, чтобы мои ноги начали ходить. Я бы все отдала за это, любую боль вытерпела бы.
— Завтра перед поездкой в больницу открой бутылочку с нектаром и выпей его.
Я так и сделала следующим утром. Настроение у меня стало совсем хорошим, и в больницу я приехала с чувством абсолютной уверенности, что выйду из нее на своих ногах.
В клинике я провела неделю. Вышла я не на своих ногах, но они уже стали двигаться! Мне предстоял долгий путь восстановления атрофированных мышц и чего-то там еще, но врач обещал, что все у меня получится!
Я так ждала встречи с Феей, так хотела поделиться с ней своей радостью... Но она больше не прилетала ко мне. Первое время я ее ждала постоянно, но она все не появлялась. А вскоре меня захватила новая жизнь. Я смогла гулять, потом ездить на велосипеде и плавать. У меня появились друзья. И потихоньку мои разговоры с Феей стали казаться мне плодом моего одинокого воображения...
...И вот в день совершеннолетия, за праздничным столом, воспоминания нахлынули на меня. Перебрав в памяти все детали и подробности, я вдруг отчетливо поняла: нет, это не фантазии несчастной больной девочки! Куколка была, она реально существовала!
Продолжение здесь: https://psy.systems/post/skazki-sirenevoy-doliny-2
От редакции
Что чувствует 14-летняя девушка после тяжелой травмы, когда ей говорят, что встать на ноги она больше никогда не сможет? И какой силой духа надо обладать, чтобы не сдаться? Потрясающую историю Диан Дюкре, женщины, победившей болезнь и судьбу, читайте в нашем материале: https://psy.systems/post/istoriya-zhenschiny-pobedivshej-bilezn-i-sudbu.
Книга Ника Вуйчича «Жизнь без границ. Путь к потрясающе счастливой жизни» заставляет задуматься, как не переставать верить в собственные возможности и насколько несерьезными и надуманными могут быть наши проблемы — проблемы здоровых людей. Читайте вместе с нами основные идеи из этой светлой книги: http://psy.systems/post/zhizn-bez-granic-put-k-potryasayushhe-schastlivoj-zhizni.
Часто взрослые пытаются оградить ребенка от всего страшного и непонятного в жизни. И зря. Не стоит бояться тяжелых вопросов о свободе и мечтах, жизни и смерти — их нужно обсуждать с ребенком, уверены французские философы Оскар Бренифье и Николь Приёр. Как воспитать в малыше философа, читайте в статье: https://psy.systems/post/dve-prichiny-vospityvat-v-filisofa.
