Счастье — это просто. Счастье — это сложно. Счастье всегда конкретно, поэтому вполне определимо с помощью дефиниции Гегеля, которое он дал категории «конкретного». Конкретное, по Гегелю, это единство противоречивых определений. Как это? Например, каждый человек бывает одновременно большим и маленьким, старше и моложе, умнее и наивнее — относительно какого-то другого человека. Точно так же и счастье: «что русскому хорошо, то немцу — смерть» — не очень добрая поговорка, конечно, но отражает суть проблемы. И это проблема индивидуальности счастья, точнее, его индивидуальной формулы при вполне универсальных даже ингредиентах. Назовем ее первой базовой проблемой счастья.
Наивно полагать, что можно быть счастливым, не зная, что такое счастье. А узнать это можно лишь как то, что есть счастье конкретно для меня, моё. Это касается каждого человека. Потому чужим счастьем счастлив не будешь. Рецепт соседского счастья или «как у сына маминой подруги» тебе не обязательно подойдет: от него даже несварение может случиться. В этом отношении до меня, выпускника философского факультета университета, в какой-то момент, уже спустя годы после получения кандидатской степени, дошло вот что. Хрестоматийный дельфийский оракул «Познай самого себя», которым на всю его жизнь был вдохновлен Сократ, оказывается имеет не только метафорический или высоконравственный, но и вполне практичный — психологический смысл. Знание себя является базовым условием управления собою, его основой. Без него не будет ни порядка в жизни, ни мира в душе, ни самого счастья, о котором мы тут и рассуждаем. И признание того, что формула счастья сына маминой подруги может мне не подойти, означает, в конечном счете, признание моей, да и его свободы.
Релятивизм — то есть относительность — в деле определения и понимания счастья настолько высок и масштабен, что, казалось бы, делает понятие счастья далеким от внятных, общепринятых категорий и самой логики. Это существенно проблематизирует возможность его познания, а значит, и управления им как тем, что вообще может быть рационализировано и подвластно человеческой воле. На этом разговор о счастье можно было бы и закончить, предоставив его, разве что, искусству, которое на доказывает, а показывает, или описательной экзистенциальной психологии. Но мы, все же, не теряем надежды на реализацию проекта рационального осмысления счастья и перевод его в зону активной навыковости.
Вторая проблема — это проблема выбора: рассуждать о счастье экстравагантно, чтобы хайпануть, чтобы в глаза бросалось, или же говорить о нем честно, в первую очередь, следуя реалиям, и лишь во вторую заботясь об оригинальности? Например, утверждение о том, что счастье есть врожденная способность человека и, поэтому, оно абсолютно безусловно, по меньшей мере, гиперболично. Моя позиция: лучше реалистично, а не поэтично. Вряд ли безусловно и постоянно счастливым может быть психически здоровый человек. Другое дело, что он стремится увеличивать «сумму» или «удельный вес» счастья в своей жизни и поддерживать его на стабильно высоком уровне — это нормально. При этом, социальная и психологическая объективность вынуждают нас принять такую установку: счастливыми не рождаются, счастливыми становятся. Для счастья, например, недостаточно родиться, как говорят, «с серебряной ложкой во рту». И даже — с золотой. Богатые тоже плачут — факт! Известная притча: перед тем, как стать просветленным, Будда Гаутама был принцем и жил во дворце, утопая в роскоши. Но узнав, что на свете существуют бедность, одиночество, болезнь и смерть, он понял, что счастье заключается вовсе не в незнании реальных тягот жизни и достатке. Свое счастье он нашел в отключение от привычных житейских практик ради того, чтобы прервать цепь страданий. За ним пошли миллионы. Но далеко не всем сейчас улыбается буддийское счастье.
Третья проблема: для достижения состояния счастья не всегда работает принцип от противного. То есть далеко не всегда отсутствие несчастья — это уже само по себе счастье. Хотя, казалось бы, это вполне естественный ход для мыслей и настроения. Казалось бы, как можно быть несчастным, зная, что на земле живет такой человек, как Ник Вуйчич, который выбрал для себя жизнь и стал знаменитым мотивационным спикером?! И еще масса людей с такими же врожденными особенностями, как у него. Как можно быть несчастным, если ты не относишься к миллионам людей, которые живут без газа и электричества, без интернета и доступной медицинской помощи, испытывая дефицит чистой пресной воды на один доллар в день?! Действительно, как можно, по-русски говоря, гневить Бога, если имеешь руки и ноги, слух и зрение, крышу над головой, горячий обед и хотя бы прожиточный минимум? Это кажется вполне очевидным — стыдно быть несчастным.
Об этом же писал известный советский драматург Александр Володин, прошедший войну. Стыдно быть несчастным, когда война закончена, и у тебя больше нет сознания, что могут убить в любой момент, тебе больше не нужно спать в сырой землянке и ежедневно видеть трупы своих товарищей, у тебя всегда есть чай, папиросы и женщины, и ты все это уже научился по достоинству ценить. Возможно, для поколения Володина, поколения наших дедов, все было куда более однозначно, чем для героев нашего времени, участников боевых действий в Афганистане и Чечне, многие из которых навсегда увечены посттравматическим стрессовым расстройством или чем-то еще страшнее. Ведь дело, все-таки, не в том, где, когда и за что воевать, то есть убивать и подвергаться риску собственной насильственной смерти. Дело в дикой неестественности войны для цивилизованного человека, воспитанного на ценностях добра и социального компромисса.
Другое дело, радикальный опыт людей, сумевших победить смертельные заболевания, например, рак. Те, кто написал об этом книги, щедро поделившись своим опытом борьбы с недугом и любви к жизни, доносят до нас удивительные вещи. В том числе, и то, что когда хворь отступила или вовсе ушла, каждый новый день для них уже счастье. Жаль, что эти уроки доходят не до всех здоровых людей.
Вспоминаю историю почти трехлетней давности. Вернувшись из Лондона, где презентовал своей книги по этике русского космизма, в Петербург, попал под проливной дождь и сильно заболел. Перенес на ногах то ли сильную простуду, то ли даже острую вирусную инфекцию. Как осложнение — двусторонняя пневмония. Дальше — больше: выявили крупный инфильтрат в правом легком. Что это? Опухоль и, соответственно: подозрение на онкологию. Удивительно, что меня это почти не напугало, я только хотел достойно и красиво завершить все свои дела. Больше того, я испытал нечто вроде облегчения, поскольку в тот период был одержим печалью после вынужденного и окончательного расставания с любимым человеком после 12 лет совместной жизни. Другое дело, что близкие настояли на повторном обследовании и диагноз «рак легкого» был исключен. Слава Богу! Но, как бы нелепо это ни прозвучало, я не стал счастливее от сознания того, что вынесенный мне страшный диагноз оказался ошибочным. Ведь мое настоящее — или, скажем так: «казавшееся мне тогда настоящим» — горе меня не отпустило.
К чему все это? К тому, что со здоровыми, нормальными людьми, не бывавшими в экстремальных ситуациях, не имеющими радикального опыта «за гранью добра и зала», при всем их ординарном житейском опыте принцип «от противного» в понимании и переживания счастья не работает! Поэтому в их отношении будут бессмысленными возмущенные вопросы вроде таких: «у тебя, вроде, все есть, почему же тебе так плохо, почему ты до сих пор несчастлив?». Чаще всего они ответят, что у них не хватает «главного», но что это, они сами в большинстве случаев не понимаю, либо представляют настолько смутно, что это создает им еще больший душевный дискомфорт.
И эти три названные проблемы — далеко не единственные, осложняющие понимание и достижения счастья. Но даже они заставляют задуматься, как их решать, чтобы не утонуть в мелких задачах и рутине, чтобы не сбить фокус счастья и не уйти от него куда-то в даль, к тому, что счастьем вовсе не является. Итак, попробуем начать вот с чего.
1. Счастью нужно учиться. Особенно сегодня, когда цивилизованные страны мира массово снизили напряженность проблемы выживания и качество жизни в среднем выросло. То, что мы имеем сегодня, несоизмеримо даже с периодом столетней давности. Мы живем не до 40 — 60 лет в среднем, как раньше, а до 70 — 85. Мы научились лечить корь, скарлатину, оспу, от которых раньше умирали массово. Многие важные дела мы можем делать, не выходя из дому. Даже зарабатывать деньги. Ну, это, если нам повезло и мы живем не в Центральной Африке, Камбодже или российском Нечерноземье.
Во многих странах мира уже появились министерства счастья. Кстати, в самых прогрессивных. Например, в Объединенных Арабских Эмиратах. Знаю об этом не понаслышке, поскольку несколько лет сам там жил. Если человечество выберет путь прогрессивного развития и интеграции, то именно эти министерства будут самыми главными в структуре государственного аппарата национальных правительств (или даже мирового правительства, если оно, конечно, наконец-то возникнет в правильном смысле). Они будут рулить всем остальным, поскольку исходя из соображений достижения счастья будет планироваться и осуществляться деятельность по всем остальным направлениям. Речь здесь, конечно, речь о счастье идет именно в смысле качества жизни. А качество жизни, в свою очередь, рассматривается как система условий, в которых каждый гражданин мог найти для себя возможность индивидуально стать счастливым. В том числе, и за счет полноценно ресурсной интеграции в сообщество. Из этого следует тезис об управляемости.
2. Счастьем можно и нужно управлять. И этим в определенном смысле должно заниматься государство, а не только отдельный человек. Иначе для чего оно тогда вообще нужно? — Для того, чтобы помогать людям, по меньшей мере, своим гражданам становиться счастливыми, получая доступ к ресурсам и опциям государства, к его услугам, возможностям качественной социализации и интеграции в социальные процессы. Правда, не во всех государствах и культурах принята такая точка зрения. Например, в России внутриполитические реалии последних лет таковы, что государство откровенно заявляет: «вы, граждане, для меня, а не я для вас, вы мне должны, а не наоборот». При этом качество государственных услуг для населения унизительно низкое и продолжает снижаться. Другое дело, что это — временное в масштабах цивилизационного прогресса явление. Скоро мировая история сметет его со своей сцены.
Как государство может влиять на счастье своих граждан? Элементарно: повышая качество их жизни, ее удобство, безопасность, разнообразие. В том числе, рассматривая счастье как полноценный и важнейший социальный институт и критерий для оценки уровня и качества жизни своих граждан. Для чего и создаются министерства счастья.
Персонаж артхаусного советского фильма «Айболит 66» Бармалей грозно заявлял: «у меня в два дня все станут счастливыми! А кто не станет, я того в бараний рог согну, сотру в порошок и брошу акулам — у меня враз все станут счастливые». — Страшновато! Напоминает большевиков («Мы наш: мы новый мир построим…»), революцию Хомейни и вообще исламизм, а также «православно-консервативный ренессанс» (с его отрицанием проблемы семейного насилия и «по три храма в день») в современной России. Но с позиций цивилизованных стран «государственное управление счастьем» — это отнюдь не вторжение в приватную жизнь человека, характерное для тоталитаризма и сектантства. Это обеспечение гарантий мира и безопасности, экологичности и просвещенности, неприкасаемости частной собственной и частной нравственности, здоровья и образования.
3. Важно, кто будет учить счастью. Есть расхожее мнение, что по-настоящему счастливый человек никого ничему учить не будет, тем более счастью, поскольку оно «любит тишину», то есть неразглашение своей секретной формулы. Такой вот хрестоматийный счастливец либо уходит от людей недосягаемо далеко и живет отшельником, либо прячется среди несчастных и несчатливых, ничем не выдавая себя. Как говорил Декарт, «хороши жил тот, кто хорошо скрывался». Что же получается: счастью учат неудачники, сами не достигшие его, а лишь мечтающие о нем, да и неизвестно еще, правильно ли вообще мечтающие? Это не дело! И здесь уместна аналогия с тем, что бизнес-тренером, например, не может быть человек, лично не прочувствовавший на себе, что такое бизнес. И с тем, что мотивационным коучем не сможет быть человек без впечатляющей истории личных побед.
В реальности со счастьем в плане обучения ему работают и лайф-коучи, и психологи. Но здесь важно понимать, что они могут «учить» счастью только в двух аспектах: 1) формирования важных установок для понимания формальных условий и признаков счастья и 2) навыков по созданию и поддержанию состояния, субъективно определяемого человеком как счастье. И это всё! Никаких содержательных шаблонов и лекал — счастье это не pret-a-porter, это — платье индивидуального пошиба. Так вот, когда мы говорим, «важно, кто будет учить счастью», то имеем в виду: учить сможет тот, кто понимает ограничения и знает, чему именно учить. А здесь уже подходит аналогия про рыбу и удочку.
Отсюда вытекает следующий верный шаг:
4. Что такое счастье для всех можно определить лишь формально, содержательное же определение счастья возможно исключительно как индивидуальное. И это уже не только эвристический или методологический вопрос: это вопрос морально-нравственный и этический. Этический подход здесь вполне допускает релятивизм в понимании счастья на конкретном, то есть на сущностном уровне, где из абстракции счастье прекращается в уникальное и неповторимое воплощение — личное событие счастья, молекулярную его конфигурацию на уровне личности, семьи или группы. Проще говоря, есть кирпичики, составляющие элементы наподобие деталек конструктора «Лего», из которых человек со всей его биосоциальностью собирает собственную модель счастья под себя.
Проще всего эти элементарные составляющие описываются в терминах условий для счастья в общем, биосоциальном смысле (здесь даже уместен референс к пирамиде потребностей Абархама Маслоу): здоровье, безопасность, достаток, комфорт, любовь, самореализация, признание.
Условия счастья, впрочем, нельзя понимать в смысле некоего нормативного определения счастья. Нельзя подменять одно другим. Нормативного определения счастья пока нет, возможно, в некотором смысле есть, как мы уже установили, лишь формальное. Если представить себе некое «счастье по нормативу», в основе которого будет требование полноты исходных условий, то оно окажется невозможным, например, без свободы. Но мы знаем много случаев, когда счастливым может чувствовать себя очень зависимый человек. Например, есть весьма счастливые своей долей так называемые «подкаблучники». И избавление от этой зависимости, если оно происходит насильно, не сделает его счастливым, скорее, наоборот, оторвавшись от привычного ограничения, он может растеряться и фрустрироваться.
Еще один принципиальный момент. Полноты исходных условий счастья даже гипотетически быть не может, можно назвать лишь наиболее общие пороговые условия — и то весьма относительно. Полноты быть не может из-за широчайшей вариативности, уводящей в дурную бесконечность. Так, например, для среднестатистической российской женщины непременным условием счастья будет обладание шубой из натурального меха. Для представительниц же эко-ориентированного меньшинства будет за счастье спасение пушных зверьков от скорняцкого ножа и, вообще, запрет за зверофермы.
Для большинства людей счастье чается как что-то стабильное, устойчивое, само собою воспроизводящееся. Но ведь есть и меньшинство — так называемые адреналиновые наркоманы, жизнь которых похожа на маниакально-депрессивную синусоиду, счастья в которой для них нет, если время от времени не подвергать себя смертельному риску (бейсджампинг, паркур, стритрейсинг и т.д.).
А есть ведь и люди, живущие по принципу «чем хуже, тем лучше» и поднимающиеся из окопа только от волшебного пендаля неприятностей и проблем, а то и личных кризисов. Не будет забывать о них, их, кстати, не так уже и мало. От их понимания несчастья, точнее, ЗЛОсчастья, разительно попахивает мазохизмом.
Проблема тут в том, что даже среди, казалось бы, пороговых условий счастья ситуативно нет категорически обязательных. И в этом проявляется та неустранимая иррациональность счастья, которой из него не удалить. Иначе умертвишь его как живой, экзистенциальный феномен.
5. Счастье не может быть полностью рационализировано, потому что оно не на 100% рационально: иррациональная его составляющая неустранима. Она дает ему живость, индивидуальность, неповторимость, а главное — высшую бытийную ценность. И это очень важно принять! Чтобы не получать жестоких жизненных разочарований, способных привести даже к суициду.
Благодаря тому, что счастье не менее иррационально, чем оно может быть рационализировано, и не менее субъективно, чем успехи его объективации, у него не может быть нормативно-содержательного определения. Все попытки его вывести показывают несостоятельность в философском смысле абстрактно-категорической интерпретации счастья. Таковое может быть либо номинальным, либо конкретным, то есть ведущим в разные миры личностей, уводящей в эти пучины противоречий. Самое простое — сказать: «счастье — это когда хорошо» и дальше начинается уже конкретика, то есть чувственно данное многообразие вещей и явлений, в котором найдется место и условиям и безусловности, и свободе и зависимости, и материальному и духовному.
В иррациональность счастья, как в пышный пирог из бабушкиной печи, замешано много-много всего. Эмоциональность, чувственность, страсть, полузабытые детские ощущения, изрядная доля бессознательного, психосоматики, биоэнрегетики. Поэтому абстрактное понятие счастья для всех не будет философски и, тем более, психологически строгим. Оно в известной степени окажется пустым. Полноту же или наполненность можно искать лишь в индивидуальных вариациях. Хотя и для их формирования можно применять разные шаблоны, ритуалы, техники и методики.
Счастье не может быть полностью инструментально и инструментализировано: это же не сборка шкафа из ИКЕИ и человек — не этот шкаф. Однако стремиться сделать достижение и переживание счастья более рационализированным и навыковым, нежели стихийным, можно и нужно.
Об индивидуальных инструментах создания своей модели счастья я расскажу в следующем материале этого цикла, посвященном диапазону личной преемственности.
От редакции
Что происходит с большинством людей, которые живут без ощущения радости от жизни? Как вернуть его себе? Психолог, коуч Татьяна Чернышева рассказывает, как найти свой путь к счастью: https://psy.systems/post/kak-najti-svoj-put-k-schastju.
Почувствовать себя счастливыми людям часто мешают подсознательные негативные программы. Коуч, тренер Евгений Шульман предлагает проделать упражнение, чтобы избавиться от последствий такого программирования: https://psy.systems/post/negativnoe-programmirovanie
Писатель Виктория Ведо дарит три ключа от счастья. Как использовать их в повседневной жизни, чтобы поддерживать состояние внутренней наполненности счастливыми ощущениями, читайте в статье: https://psy.systems/post/50-ottenkov-schastya
