Виктория Масон Доксер в 23 года выпустила свою первую книгу «Недостаточно стройная, дневник топ-модели» о том, как она стала жертвой диктатуры стройности. В течение семи месяцев она была манекенщицей одного из самых крупных мировых модельных агентств. Когда Виктория попала в топ-20 самых востребованных манекенщиц мира, было уже слишком поздно, она вошла в состояние анорексии и с подиума попала прямиком в больницу. В своем интервью для французского телевидения она без недомолвок рассказывает о происходящем за кулисами модных показов, а также о своем долгом и все еще не законченном пути к обычной жизни.
— Расскажите, с чего все началось.
— Эта история началась как сказка пять лет назад. Меня заметили на улице. Однажды, когда мы с мамой ходили по бутикам в Париже, ко мне подошел молодой 30-летний мужчина, мой будущий агент, и сказал: «Вы станете новой Клаудией Шиффер». В это время я готовилась к выпускным экзаменам, чтобы затем поступать в институт политических наук, я была далека от мира высокой моды.
Я отметила про себя, что это наверняка какая-то новая техника знакомства с девушками на улице, но у него вряд ли что-то получится со мной, потому что мне он не понравился. Подошла моя мама, а он продолжил рассказывать, что работает для агентства «Элит», а у меня «очень подходящая внешность, нос отличной формы, притягивающий свет».
И даже если я была не слишком увлечена темой моды, я знала, что это самое большое модельное агентство. «Я могу сделать из вас звезду. Нужно только подписать контракт с агентством. И уже в ближайшее время можно поехать на Неделю моды в Нью-Йорк, а затем продолжить в Милане».
— Как проходило самое первое интервью?
— На самом первом собеседовании меня попросили пройтись, чтобы оценить походку. Я должна была это делать в облегающем топе и очень облегающих брюках, на высоких каблуках. Потом меня обмерили обычной портновской сантиметровой лентой: обхват груди, талии и бедер.
— Какой вы были в 18 лет?
— 178 см рост, 58 кг. Уже тогда мой ИМТ был невысокий, около 18. Обхват бедер оказался 92 см, но для участия в дефиле нужно меньше 90. А с моего 36-го европейского размера одежды мне нужно было перейти на 32-й, потому что это размер всей одежды на показах. Таким образом, за два месяца, которые оставались до ближайшей Недели моды, мне нужно было сбросить 11 кг. В конечном итоге за свою недолгую карьеру манекенщицы я похудела до 47 кг. А мой ИМТ снизился до 15 — это уже истощение, состояние голода.
— Как вам удалось так экстремально похудеть?
— Я съедала три яблока в день вместо трех приемов пищи. Это очень плохо для здоровья, но выбора нет, если ввязываетесь в это дело. Потому что вам просто говорят: «Если хочешь работать, ты должна войти в 32-й размер». Но никто не говорит: «Ты должна похудеть».
— Кто вас консультировал, как лучше похудеть? Другие манекенщицы?
— Нет, никто мне ничего не говорил. Я сама искала информацию в Интернете о наименее калорийных продуктах, которые давали максимально возможное ощущение сытости. Я взялась за дело, как примерная ученица. Проблемой оказалось то, что я не представляла себе, во что ввязываюсь. Я говорила себе, что похудею только до этого 32-го размера и 90 см в бедрах и дальше буду питаться как обычно, разве что в немного меньших количествах.
Но все пошло не по моему плану, потому что я разбудила в своем теле механизмы анорексии.
— В это время ваши родители видели, что с вами происходит?
— Они видели, что я стала есть намного меньше. Я их успокаивала, что это ненадолго, что мне всего лишь надо войти в определенный размер. Особенно беспокоился отец, он говорил, что все равно надо обязательно есть курицу и рыбу, то есть хоть какие-то протеины. И я ела. Но поскольку боялась потолстеть, принимала слабительные. Конечно, родители об этом не знали. Когда медикаменты переставали работать, я делала промывания. Это продолжалось два месяца.
Потом в течение шести месяцев я все время была на показах и путешествовала, родители меня не видели. Мой мозг больше не работал. Я не могла даже просто читать журнал. Я больше не была собой, я словно разлучилась с телом.
— В какой момент вы ощутили последствия такого поведения? Когда организм подал вам сигнал, что ему не нравится происходящее?
— Я думаю, что это является частью болезни: мы полностью отрицаем, что это уже анорексия и есть.
Одним из первых последствий было то, что мне все время было очень холодно. У меня постоянно сильно болел живот. Когда я участвовала в Неделях моды, я часто падала в обмороки. И все это видят, все манекенщицы находятся в одинаковом положении, но все молчат. Однажды, когда я упала на улице, мой агент купил мне кусок курицы и заставил съесть прямо там. То есть он прекрасно понимал, с чем связаны эти обмороки. Ведь курица — это не то, что принято давать в качестве первой помощи при обмороках.
Я не могла спать на спине, мне было больно, потому что мои кости настолько выпирали и настолько натягивали кожу.
— Понимали ли вы в то время, что с вами происходит?
— Я не считала, что больна, я очень хотела добиться успеха. Тем более что свои экзамены в институт политических наук я провалила. Мне нужна была какая-то компенсация. А тут мне представилась возможность хоть в чем-то стать лучшей. И все, чего я хотела, — это работать как можно больше, сделать максимум дефиле. А следовательно, быть все более стройной, потому что чем стройнее, тем больше работы.
В сознании я все время слышала такой подленький голосок, который я потом подробно описала в книге. Как только я хотела что-то съесть, голосок говорил мне: «Нет, ты не войдешь в шмотки. Ты растолстеешь. Поэтому не ешь».
— А после того как вы поели, у вас было две техники, чтобы «избавиться от лишнего»?
— Именно так. Нужно, чтобы все вышло хоть с какой-нибудь стороны. Не очень гламурно рассказывать об этом, но уж как есть. Сначала я пробовала вызывать рвоту. Но это скоро перестало работать. Тогда я переключилась на слабительные. Поначалу одну-две таблетки, потом с десяток, потом полпачки, а потом и всю пачку. Когда и это стало казаться мне неэффективным, я стала делать промывания.
— Это известная методика на дефиле?
— Известная методика — вызывать рвоту. Как только девушка что-то съедает, она бежит в туалет. Все знают зачем, но никто ничего не говорит. После показов за кулисами организуют небольшие банкеты.
На камеру манекенщицы набрасываются на еду, делают вид, что едят маффин, кусочек торта. И люди думают, что все нормально, девушки ж едят, значит, они такие стройные и тонкие по своей уникальной природе. Но все мы потом будем есть слабительные. Потому что физически невозможно питаться лишь бы чем и быть такими тонкими. Носить 32-й размер при росте 180 физически невозможно.
— Расскажите немного о жизни манекенщиц.
— Это в первую очередь бесконечные кастинги, похожие на ярмарки по продаже домашнего скота. Тебя рассматривают только как тело, стройное и почти полностью лишенное плоти. Ты становишься предметом, вешалкой без души. У нас спрашивают только нашу национальность, не имя. И просят пройтись.
Есть еще очень сложные отношения между девушками, особенно русские этим отличаются. Большинству из них нечего терять. Моя подруга из Нидерландов жила с двумя русскими. Однажды у них был очень важный кастинг, на котором нужно было обязательно быть. Русские отравили собаку моей подруги шоколадом и сладостями. Она была вынуждена везти ее к ветеринару и пропустила кастинг. Но потом подруга отомстила соседкам, вываляв все их кисточки для макияжа в кошачьем лотке. У русских начались проблемы с кожей, они тоже пропустили, в свою очередь, множество кастингов.
Не только девушки жестоки между собой, но и модные дома жестоки к манекенщицам. Я ношу 40-й размер обуви, а мне давали туфли 38-го для показа. Ноги мои после такого были в крови.
Но самый худший опыт у меня был однажды, когда на один день для дефиле создавали эффектный макияж и прическу. На волосы нанесли абсолютно отвратительные продукты, для волос вообще не предназначенные. Что-то вроде клея, чтобы зафиксировать накладки. Когда я вернулась в отель, я захотела привести себя в порядок и попыталась расчесаться. И прядь моих волос целиком, с клеем осталась у меня в руках!
— Несмотря на все это, вы продолжали грезить подиумом?
— Конечно! В этой среде много путешествий. И можно заработать много денег, выполняя не слишком сложную работу. Достаточно быть стройной и миловидной. Проблема в том, что очень быстро появляется анорексия.
— Когда пришло осознание проблемы?
— После дефиле нам разрешалось набрать немного веса для фотосессии. И когда я начинала питаться нормально, моим нейронам начинало тоже что-то перепадать. Они начинали более-менее нормально работать, а я начинала задавать себе вопросы. Я вдруг осознала, что со мной обращались крайне плохо! И мода, желая максимально «утончить» женщин, позволяла себе таким образом очень плохое с нами обхождение.
Я рассматривалась там как предмет. Меня даже никогда не называли по имени, а чтобы подозвать, мне щелкали пальцами. Меня толкали в спину, чтобы я шла вперед. Когда были съемки в холоде, фотограф был всегда в толстой куртке, в шарфе и в перчатках, а я должна была стоять подолгу в легкой одежде на снегу и не двигаться.
Я спросила себя, ради чего терплю такое обращение и жестокость. И поняла, что пора это прекратить. Но выйти из этого бизнеса крайне сложно.
На следующей фотосессии агент на меня наорал за то, что я «плохо себя вела», когда я всего лишь сказала, что замерзла, поэтому зайду погреться в помещение. Он сказал мне буквально следующее: «Виктория, ты за кого себя принимаешь? Ты всего лишь манекенщица!» Эта фраза резюмирует, по сути, всю работу манекенщицы. «Если не хочешь больше работать, то не работай». И я сказала, что да, больше не хочу. И тут же сразу: «Ну что ты, дорогая? Ты самая красивая! Не уходи!» И потом он будет продолжать мне звонить бесконечно.
— Ваши родители видели, что происходит что-то ненормальное?
— Однажды мама случайно заглянула ко мне в ванную. И расплакалась от увиденного. Я была похожа на вышедшую из концентрационного лагеря. Когда я была в одежде, это было не так очевидно. Мне было настолько плохо, я так сильно хотела есть, что она принесла мне жареную курицу прямо туда, и я съела ее всю сразу, обглодав все косточки. Потом я слышала, как она разговаривала по телефону с отцом, они решали, что со мной срочно надо что-то делать.
— Как вы ушли из этой профессии?
— Когда я поняла, насколько плохо я позволяю с собой обращаться, я решила уйти. Но они продолжали мне звонить! Причем с такими предложениями, от которых очень сложно отказаться. «Ты выбрана для такой-то обложки "Вога"», «Тебя ждут на такой-то фотосессии». В такие моменты у меня случались чудовищные кризисы булимии. Как только я видела номер телефона моего агента, я немедленно шла в булочную и наедалась там до отвала. И ничего с этим не могла сделать, никакой другой способ не помогал погасить панический кризис.
Когда агент сказал мне про обложку «Вог», я вдруг подумала, что это никогда не кончится: «Они будут и дальше меня преследовать, находить что-нибудь, "от чего не отказываются". В любом случае сейчас я стала просто огромной, если они меня увидят такой, это будет просто катастрофа». И я обошла весь дом, собрала все лекарства, какие только смогла найти, и приняла их все. Но меня увидел мой младший брат, ему тогда было 12 лет. Он побежал за родителями, очнулась я уже в реанимации.
Когда лечащий врач осматривал мое тело, он сказал, что это 60-летняя старуха с остеопорозом. По его словам, еще два месяца в модной индустрии, и последствия были бы непоправимы. Я могла бы остаться бесплодной или не смочь восстановить костную массу.
— Сейчас вы изучаете театральное искусство в Лондоне. Вы больше не страдаете анорексией. Все вошло в норму?
— Нет, и в этом вся проблема. Сколько вышедшие из анорексии будут страдать от ее последствий, не может сказать никто. Надеюсь хотя бы, что это не пожизненно.
У меня до сих пор крайне конфликтные отношения с пищей. У меня была попытка суицида, я провела после нее три месяца в специализированной клинике. Там меня по-настоящему вытащили из состояния депрессии и полного отчаяния.
Я больше не отказываюсь от пищи целую неделю, чтобы потом есть неделю все подряд. Но у меня по-прежнему панические атаки из-за этого. Я испытываю колоссальное чувство вины, когда ем.
По этой причине я и написала свою книгу. Лучше никогда не попадать в такую ситуацию, чем потом пытаться из нее выходить.
Мода касается абсолютно всех. Она навязывает в качестве стандарта больное истощенное тело. И женщина сегодня должна быть только «тощим телом», остальное не важно. Осознанно или нет, мы сравниваем себя с этим стандартом, потому что нас бомбардируют все время: «Идеал — это вот так. Если вы хотите быть красивыми, вы должны быть худыми».
— Когда вы были манекенщицей, вы носили 32-й размер. Можно узнать, какой вы носите сейчас?
— 38-й.
От редакции
Тесс Холлидей — американская суперзвезда соцсетей, самая полная супермодель, бросившая вызов общепринятым стандартам красоты. Ее книга «Мой бодипозитив. Как я полюбила тело, в котором живу» является исповедью полной женщины, историей успеха, мотиватором для сомневающихся в себе: https://psy.systems/post/tess-xollidej-moj-bodipozitiv.
Бодипозитив — это не только о том, что снаружи: лишний вес, целлюлит, растяжки и пр., но и о том, что происходит внутри. Грустной теме о неумении принимать себя посвящена статья писателя, журналиста, блогера Наталии Кочелаевой: https://psy.systems/post/bolshe-chem-bodipozitiv.
А лицензированный диетолог Евгения Кобыляцкая утверждает, что никакого бодипозитива нет. Почему? Ее доводы читайте в статье: https://psy.systems/post/net-nikakogo-bodypozitiva.
